Smart contract: legal concept, problematic aspects of application and arbitrability

Abstract

АННОТАЦИЯ на выпускную квалификационную работу студента магистратуры по программе ВМ.5530.2019 «Предпринимательское право» Борисова Виктора Андреевича на тему «Смарт-контракт: понятие, проблемные аспекты применения и арбитрабельности»

Цель и задачи исследования: - Дать общую характеристику правовой природе смарт-контракта; - Сравнить российскую и зарубежную правовою модель законодательного регулирования смарт-контракта; - Исследовать основные проблемные аспекты применения смарт-контракта в частноправовых отношениях; - Проанализировать смарт-контракт в контексте международного коммерческого арбитража, а также применимые в этой сфере международные правовые акты; - Выявить основные проблемы интерпретации смарт-контракта международным коммерческим арбитражем и найти варианты их разрешения.

Выводы, сделанные по результатам исследования: 1) Смарт-контракт представляет из себя особый механизм, условия которого выражены с помощью языка программирования и автоматически исполняются с помощью технологий Блокчейн. Несмотря на свое название, смарт-контракт может в равной степени использоваться для достижения технических задач, либо быть лишь способом исполнения договора. Мы можем говорить о юридических смарт-контрактах только в случае, если они опосредуют договорные отношения и отвечают всем требованиям права в целом. 2) В «оболочку» смарт-контракта может быть включен практически любой гражданско-правовой договор. Именно поэтому он не может являться отдельным видом договора (нельзя заключить смарт-контракт, но можно заключить, например, договор купли-продажи в форме смарт-контракта). Поэтому смарт-контракт, опосредующий юридические отношения, можно определить как особую разновидность письменной формы договора. Особенностью данной формы является то, что она существует в электронном пространстве на основе специального программного кода. Российский законодатель в ст. 158 ГК РФ не выделяет электронную форму в качестве самостоятельной формы сделок. В соответствии с абзацем 2 пункта 1 ст. 434 ГК РФ электронный договор будет считаться заключенным именно в письменной форме. 3) Смарт-контракт не должен подлежать дискриминации из-за его технической природы. Принцип свободы договора (ст. 421 ГК РФ) позволяет контрагентам заключить договор на особом языке - программном коде. Смарт-контракты не возникают стихийно, для его заключения требуется воля сторон. Поэтому, если все стороны понимают смысл закодированного соглашения, то наличие волеизъявления считается установленным. 4) На основе систематического анализа национального и зарубежного законодательства можно сделать вывод, что государства рассматривают смарт-контракты в качестве письменной формы договора. Также удалось выделить особенности каждой юрисдикции. Так, Италия в качестве обязательного условия вводит идентификацию сторон. Штат Огайо признает криптографическую подпись в Блокчейне равнозначной электронной цифровой подписи. Беларусь вводит презумпцию осведомленности о технической природе смарт-контракта, по которой сторона смарт-контракта считается надлежащим образом осведомленной о его условиях. 5) В России также существует опосредованное регулирование смарт-контрактов. Новая редакция абз.2 п.1 ст. 160 ГК РФ указывает на то, что письменная форма сделки считается соблюденной в случае совершения лицом сделки с помощью технических средств, позволяющих воспроизвести на материальном носителе в неизменном виде содержание сделки. Смарт-контракт в полной мере удовлетворяет данным требованиям. Также новая норма абз.2 ст. 309 указывает на возможность исполнения «традиционного» договора с помощью смарт-контракта. 6) В работе исследуются и предлагаются решения основных проблем применения смарт-контрактов: сложность идентификации контрагентов и фиксации их волеизъявления, жесткость кода, проявляющаяся в невозможности отмены исполнения смарт-контрактов, риск включения несправедливых договорных условий из-за отсутствия технических знаний сторон и т.д. В частности, в работе рассматриваются варианты идентификации сторон, способы фиксации волеизъявления, а также особенности реституции смарт-контрактов. Для решения общих проблем в работе также предлагается создание частного Блокчейна, а также гибридных смарт-контрактов. 7) Смарт-контракту безразличны категории законности, добра и справедливости, он будет исполняться даже при наличии пороков воли. Однако, такое «безразличие» неприменимо для нормального функционирования всей правовой системы. Смарт-контракты пишутся людьми, технология Блокчейн придумана человеком. Если компьютер не думает, как человек, это вина человека. Такие договоры не исключаются из сферы действия общих норм о недействительности сделок. 8) Международный коммерческий арбитраж рассматривается в исследовании как один из самых подходящих способов разрешения споров в сфере смарт-контракта, поскольку он, как и смарт-контракт, построен на идентичных принципах автономии воли, конфиденциальности, позволяя оперативно выполнять поставленные перед ним задачи без вмешательства национальной юрисдикции. Для того, чтобы у арбитража была компетенция на рассмотрение таких споров, необходимо наличие действительного арбитражного соглашения. На основе национального и международного законодательства в исследовании доказывается, почему арбитражная оговорка в смарт-контракте будет считаться надлежащей формой арбитражного соглашения. 9) Проблема интерпретации смарт-контрактов была рассмотрена в контексте применимых к нему международных актов (в частности, Венской Конвенции 1980г. и принципам УНИДРУА). На основе анализа документов был сделан вывод о возможности применения (с изъятиями) данных актов к смарт-контрактам, через их трактовку в качестве электронных документов. Разумеется, некоторые положения данных актов требуют обновления. Однако отсутствие прямого указания на возможность применения смарт-контрактов в тексте документа не может являться основанием для их вытеснения из правового поля, это являлось бы прямым нарушением принципа автономии воли.

ANNOTATION for the graduate qualification work «Smart contract: legal concept, the problematic aspects of application and arbitrability» made by Victor Andreevich Borisov, Master's student of the program BM.5530.2019 «Business Law». Purpose and objectives of the study: - To give a general characteristic of the legal nature of the smart contract; - To compare Russian and foreign legal model of legislative regulation of the smart contract; - Analyze main problematic aspects of application of the smart contract in private legal relations; - Analyze the smart contract in the context of international commercial arbitration, as well as applicable international legal acts in this area; - To identify the main problems of interpretation of the smart contract by international commercial arbitration and to find options for their resolution.

Conclusions drawn from the results of the study: 1) Smart contract is a special mechanism, the terms of which are expressed using a programming language and are automatically executed using Blockchain technologies. Despite its name, a smart contract can equally be used to achieve technical objectives, or be just a way to execute a contract. We can talk about legal smart contracts only if they mediate a contractual relationship and meet all the requirements of law in general. 2) Almost any civil-law contract can be included in the «shell» of a smart contract. That is why it cannot be a separate type of contract (it is impossible to conclude a smart contract, but it is possible to conclude, for example, a contract of sale in the form of a smart contract). That is why a smart contract mediating legal relations can be defined as a special kind of a written form of a contract. The peculiarity of this form is that it exists in electronic space on the basis of a special software code. Russian legislator in Art. 158 of the Civil Code does not distinguish electronic form as an independent form. According to paragraph 2 of paragraph 1 of Art. 434 of the Civil Code electronic contract will be considered as concluded in written form. 3) A smart contract should not be subject to discrimination because of its technical nature. Principle of freedom of contract (Art. 421 of the Civil Code) allows counterparties to conclude a contract in a special language - program code. Smart contracts do not arise spontaneously, its conclusion requires the will of the parties. Therefore, if all parties understand the meaning of the coded agreement, the presence of will is considered to be established. 4) Based on a systematic analysis of national and foreign legislation, we can conclude that countries mostly consider smart contracts as a written form of contract. It was also possible to identify the peculiarities of each jurisdiction. Thus, Italy introduces the identification of the parties as a prerequisite. The State of Ohio recognizes a cryptographic signature in Blockchain as equivalent to an electronic digital signature. Belarus introduces a presumption of awareness of the technical nature of a smart contract, by which a party to a smart contract is deemed to be duly aware of its terms. 5) Russia also has indirect regulation of smart contracts. New legal rules of paragraph 2, clause 1, article 160 of the Civil Code of the Russian Federation points out that the written form of a transaction is considered to be valid in case of performance of a transaction by a person with technical means, which allow to reproduce the content of the transaction on a material medium in its original form. The smart contract fully satisfies these requirements. Also the new norm of paragraph 2 of article 309 points to the possibility of execution of «traditional» contract by means of a smart contract. 6) The paper examines and proposes solutions to major problems of application of smart contracts: the difficulty of identifying counterparties and recording their expression of will, code rigidity, manifested in the inability to cancel the performance of smart contracts, the risk of inclusion of unfair contractual terms due to lack of technical knowledge of the parties, etc. In particular, the paper considers options for identifying the parties, ways of fixing the will, as well as the peculiarities of restitution of smart contracts. The paper also proposes the creation of a private Blockchain as well as hybrid smart contracts to address common problems. 7) A smart contract is indifferent to the categories of legality, goodness and justice, it will be executed even in the presence of vices of will. However, such «indifference» is inapplicable to the normal functioning of the entire legal system. Smart contracts are written by humans, Blockchain technology was invented by humans. If a computer doesn't think like a human, it's the human's fault. Such contracts are not excluded from the scope of the general rules on invalidity of transactions. 8) International commercial arbitration is considered in the study as one of the most appropriate ways to resolve disputes in the field of smart contract, because it, like the smart contract, is built on identical principles of autonomy of will, confidentiality, allowing it to perform its tasks quickly, without interference of national jurisdiction. In order for arbitration to have jurisdiction over such disputes, a valid arbitration agreement must be in place. Based on national and international law, the study argues why an arbitration clause in a smart contract would be considered a proper form of arbitration agreement. 9) The problem of interpretation of smart contracts was considered in the context of the international instruments applicable to it (in particular, the Vienna Convention of 1980 and the UNIDROIT principles). On the basis of analysis of the documents the conclusion about the possibility of application (with exceptions) of these acts to the smart contracts through their interpretation as electronic documents was made. Of course, some provisions of these acts need to be updated. However, the absence of a direct indication of the possibility of application of smart contracts in the text of the document cannot be a reason for their displacement from the legal field, it would be a direct violation of the principle of autonomy of will.