РЕЦЕНЗИЯ на выпускную квалификационную работу Сергеева А.П. Длительность и время в музыке   В математике, родство которой с музыкой вряд ли имеет смысл доказывать, есть проблема соотношения точности и строгости, где стремление к одной оборачивается неизбежной жертвой другой. В драматической ситуации выбора именно точность оказывается тем, что движет науку сначала навстречу кризису, а через него и к трансформации познания как такового. Траектория мысли Сергеева А.П. оказывается изоморфной описанному движению: рецензируемая работа нацелена на точность и только на нее. Здесь коренится ее потенция и ее же уязвимость для читателя: предельная нацеленность на точность применительно к тематике исследования – музыке – оказывается тем, что предполагает полное погружение, растворение в материале. Иными словами, сам текст представляет собой весьма своеобразное музыкальное произведение, в котором читателю следует самому отыскать (а не отдаться на откуп, как в случае буквального опыта музыкального) то, что соответствует выделенным Сергеевым А.П. доминантам: "настроенность, непрерывность, темп – «мера» импульсов, и «мера» темпа – время" (с. 51). Структура работы уже на уровне предъявления (оглавления) обнаруживает паузы и расстановки, распределяет длительность звучания, важность и значимость темы. Логика работы оказывается логикой перехода от описания общего пространства темы и выработки инструментария (первый раздел) через анализ (разделение) предметного поля (второй раздел) к интимному и очерчивающему личностно-окрашенное переживание размыкание темы (третий раздел). Таким образом, автор в движении от первого раздела к третьему "убавляет громкость", оставляя читателю возможность расслышать звучание нерва работы – повторения – за тематикой музыкального. Отсюда ощущение незавершенности работы, метафорически описываемое через кажущееся продолжение звучания там, где уже наступила тишина (музыка ведь не утихает с последней сыгранной нотой, иначе не имело бы смысла различение исполнения и звучания). Музыка не просто невежлива, о чем напоминает нам Андрей Павлович, ссылаясь на И.Канта, она еще и привязана к странной игре исполнения – звучания или, если говорить языком познавательных способностей, суждения и восприятия. Здесь центральным моментом оказывается вопрос о кто исполнения, фигуре, требующей признания, разделенности чувства удовольствия, самой претензии произведения на всеобщность. Автор предельно конкретен в ответе на вопрос о субъекте его (Сергеева А.П.) музыкального произведения, выходящем на первый план – Орфей. Взятый как горизонт реконструкции (мы не слышим его музыки), невозможности некоторой метонимической игры (мы не можем "слышать Орфея") он оказывается тем, кто реализует позицию исполнения, отсылающую к кантовской способности суждения. Речь идет о том модусе метонимической работы, который в чистом виде обнаруживает область нехватки того, что составляет ядро или способ доступа к субъективности. Напротив, аналогизирующая апперцепция позволяет конституировать Орфея в метафорической игре звучания, пения, танца, - всего того, что сопровождает или на что распространяется, продлевается не слышимая музыка. Метафорической работе здесь сопоставлен знак узнавания, фигура означаемого, отсылающая к опыту или структуре восприятия. Здесь речь вовсе не о нехватке, но, напротив, об переизбытке, рождающем (через желание другого) субъекта. Наконец, звучание предполагает удержание (ретенцию) и пред-полагание (протенцию). Длительность и время, взятые в интерпретации Бергсона, и обеспечивают единство этих планов звучания. На основании вышеизложенного можно заключить, что рецензируемая работа как некоторое целое произведение – состоялась. При этом, как и во всяком исполнении, в работе имеет место ряд недостатков. Во-первых, стоит отметить, что понятие длительности имеет весьма солидную историю, начинающуюся, как минимум со Спинозы. Выбор материала, разумеется, дело исключительно автора, однако, будучи сделанным, он принуждает к определенной логике. Логичным в данном случае оказывалось бы обращение к Гуссерлевским лекциям об осознании времени, которые вполне можно понимать и как интерпретацию, и как критику бергсоновской концепции длительности. Обращения к Г. Марселю как критику философии музыки А. Бергсона, как представляется, недостаточно. Во-вторых, обращение к М. Хайдеггеру вполне справедливо выявляет модусы настроенности, падения в работе Сергеева А.П. В таком случае правомерен вопрос о других модусах и концептах экзистенциальной аналитики присутствия, с одной стороны, и отсутствии тематизации "заботы" - с другой. В-третьих, стиль или направление, к которому тяготеет автор вполне могут быть определены как постструктуралистские. Обращение к Соссюру в таком случае опять же предполагает как тематизацию игры означающего и означаемого, понятия значимости, разделения языка и речи, так и движение к фигурам Деррида (присутствующем в работе), Делеза, Лакана (не обнаруживаемых в тексте исследования). В-четвертых, в работе имеют место стилистические недостатки и недостатки форматирования, явно не вписывающиеся в чистоту и порядок исполнения мысли автора. Изложенные недостатки не снижают общего благоприятного впечатления от работы и носят, скорее, рекомендательный характер. Не вызывает сомнения, что работа Сергеева А.П. является самостоятельным, законченным, глубоким исследованием весьма и весьма одаренного автора. Равным образом, нельзя не отметить включенность и личную заинтересованность Сергеева А.П. как в тематике, так и в практике письма. И, наконец, бесспорным является владение материалом, аппаратом и стилем французско-ориентированной литературно-философской мысли. Считаю единственной адекватной оценкой для этой работы оценку "отлично".     К.ф.н., ст.преп. кафедры Онтологии и теории познания Мавринский И.И.