РЕЦЕНЗИЯ НА ВЫПУСКНУЮ КВАЛИФИКАЦИОННУЮ РАБОТУ СОИСКАТЕЛЯ НА СТЕПЕНЬ БАКАЛАВРА СТАРКОВА АЛЕКСАНДРА АЛЕКСАНДРОВИЧА НА ТЕМУ «КОНЦЕПЦИЯ ЧЕЛОВЕКА ФИХТЕ В ЕЕ СВЯЗИ С ФИЛОСОФИЕЙ КАНТА»  Иоганн Готлиб Фихте – ключевая фигура в истории послекантовского классического идеализма, к которой в последнее время все чаще и чаще – и вполне заслуженно – обращается внимание исследователей. При этом в философии Фихте видят не давно уже преодоленный и оставленный на обочине историко-философского процесса казус, маркируемый с помощью таких ходячих ярлыков, как «солипсизм» и «субъективный идеализм», а наследие, бережное изучение которого может много дать и для осмысления актуальных и сегодня философских проблем – проблемы свободы, отношения человека к миру, другим людям и Богу, проблемы нравственного деяния и его возможности в круге природного бытия. Думается, что квалификационная работа А.А. Старкова выполнена в рамках этой же самой тенденции. В подходе Александра Александровича привлекает и то, что Фихте интересен ему как самостоятельная философская величина, а «не лишь в качестве подспорья к гегелевской системе». (С. 4 работы). Для Старкова Фихте – «уникальный философ», каковым тот, безусловно, и был. Автор работы видит свою исследовательскую цель в том, чтобы «проанализировать концепцию человека Фихте в ее связи с кантовской критической философией» (С. 6). Это, впрочем, не означает, что прослеживание связи фихтевской концепции человека с концепцией человека у Канта свидетельствует о вторичности и зависимости для автора рецензируемой работы мысли Фихте по отношению к кантовской, без которой, разумеется, та никогда бы не состоялась. Сопоставление с Кантом нужно Старкову для того, чтобы точнее оттенить позицию самого Фихте, а также имеющие место в ней антропологические импликаты. В ходе выполнения работы Старков демонстрирует основательное знание материала – трудов Канта и, особенно, Фихте, комментаторской литературы, оригинальное видение проблемного поля философии Канта и послекантовского идеализма. Прежде всего, в этой связи хотелось бы указать на данную Старковым интерпретацию тезиса приоритета практического разума над теоретическим у Канта и Фихте, которая, как кажется, вообще лежит в основе всего концептуального строя данного исследования. Достойны похвалы ясность и внятность, которые отличают проведенную Старковым реконструкцию дедукции принципов фихтевской философии – далеко не самую простую задачу для историка философии, даже если он будет ограничиваться формальными схемами, которых более чем достаточно и в трудах самого классика. Кроме того, безусловной удачей автора исследования является и прояснение соотношения понятий трансцендентального, эмпирического, конечного и бесконечного Я у Фихте – быть может, не бесспорное, но зато весьма наглядное, а стало быть, способное служить отправной точкой для дальнейшей проблематизации указанного соотношения.  Пожалуй, наиболее творческим и самостоятельным периодом работы Старкова является сравнение концепций нравственности у Канта и Фихте. Соглашаясь с большинством выводов, полученных Александром Александровичем в ходе такого сопоставления, все же хотелось бы отметить, что его замечания о том, «что, несмотря на критику кантовской формальности, этика Фихте так же чужда всякой материальности, она не предполагает готовых рецептов и четких правил поведения, она тоже формальна, но это формальность несколько иного рода, она более человечна, поскольку базируется на интенции субъекта – на любви» (С. 37), все же страдает двусмысленностью. Причем такая двусмысленность носит принципиальный, а не привходящий характер. Может ли формальность вообще быть «более человечной»? Может ли любовь, хотя она и «не предполагает готовых рецептов и четких правил поведения», рассматриваться как формальность? Достаточно ли вообще такое негативное определение как чуждость «всякой материальности» для характеристики чего-то как только формального; ведь – и, как мне кажется, в этом состоит важный урок всего послекантовского идеализма – содержание, присущее некоторой форме, не должно иметь непременно материальный характер? Так или иначе, Старков прав, что формализм Фихте не совпадает с формализмом Канта, но, пожалуй, позитивный смысл формализма у Фихте в работе остался все же недостаточно уточнен. В остальном же работа не содержит каких-то существенных недостатков. Конечно, в ней, особенно ближе к концу, встречаются стилистические огрехи и грамматические ошибки, но эти упущения не являются существенными. В целом, я считаю, что, несмотря на сделанное замечание, которое, на самом деле, имеет всецело рекомендательный смысл, квалификационная работа соискателя на степень бакалавра А.А. Старкова на тему «Концепция человека Фихте в ее связи с философией Канта» соответствует всем требованиям, предъявляемым работам такого уровня, она оригинальна и свидетельствует о историко-философской эрудиции автора, безусловно, она может быть оценена на «отлично».  Кандидат философских наук, старший преподаватель кафедры онтологии и теории познания Института философии СПбГУ	  Паткуль А.Б.