Рецензия на магистерскую диссертацию А. С. ЛАГУРЕВА «Политическая философия Мих. Лифшица» (Научный руководитель -- д.ф.н., проф. Марков Б. В.) Философская мысль М. Лифшица до сих пор в значительной степени остается загадочной и частью даже интеллектуально недоступной пониманию, в том числе, и в среде профессионалов. Ситуацию эту можно без всякой прихотливости назвать скандальной. И скандальна она уже по той простой причине, что показывает, насколько огромен и небезопасен разрыв между традицией классической школы мысли, с одной стороны, и сегодняшним стилем и модой в гуманитарных науках, особенно в философии – с другой. Вместе с тем поучительная, если не мстящая, ирония состоит в том, что творческое наследие советского философа, оставаясь невостребованным и "нерасшифрованным", могло бы по силе и глубине своей теоретической рефлексии заполнить брешь в нашем сегодняшнем малопродуктивном философском старании, так подозрительно похожем на повторение азов тихо и на глазах умирающего постмодернизма. И всё-таки у М. Лифшица счастливая судьба. Deus conservat omnia. — "У бога ничего не пропадает ". Исследовательский энтузиазм вокруг лифшицевской энигмы начинает расти, а вместе с ним, что самое главное, растут и шансы на ренессанс философской классики, чей методологический симфонизм сопровождал не самые худшие периоды человеческой культуры и цивилизации. Сегодня огромную "археологическую" работу на руинах постмодернизма ведет ученик М. Лифшица — Виктор Арсланов. Рецензируемая работа — это материал, представленный уже учеником В. Арсланова — Алексеем Лагуревым. Исходя из вышеизложенного, любой добросовестный рецензент -- в данном случае, предлагаемого к защите труда А. Лагурева – начал бы с поиска ответа на вопрос, насколько уважаемый автор продвинулся в раскрытии актуалитета лифшицевской темы, или, выражаясь на языке нашего недавнего прошлого, насколько М. Лифшиц – наш современник. Очевидно, что лучше всего этот результат достигается через максимально адекватное и аутентичное понимание идейного богатства в творчестве М. Лифшица в контексте замысловатой философской биографии ХХ столетия. Сразу же надо сказать, автор диссертации едва ли облегчил себе задачу еще и тем, что не ушел от принципиальной и достаточно острой постановки вопроса, заявив в качестве предмета исследования не просто философские взгляды М. Лифшица, а поместил в центр своего внимания «политическую философию» этого незаурядного ученого. Прежде чем сделать предметные и критические замечания по рецензируемой работе, хотелось бы зафиксировать и очень положительно оценить высокий профессионально-исследовательский уровень мастерства диссертанта, его идейное совпадение с творчеством М. Лифшица, что, по-видимому, помогало автору диссертации быть на высоте положения как в стилистическом, так и содержательном отношениях. Вместе с тем хотелось бы отметить ряд моментов, которые вызывали всё время у рецензента соответствующие вопросы и такие же соответствующие пожелания. Прежде всего, едва ли продуктивно столь размашисто понимать под «политикой» тот ряд задач и целей, о которых в контексте М. Лифшица говорит диссертант: «Политика как общественная борьба человечества за свое освобождение, за живое, действительное объединение всех людей посредством их демократической самоорганизации, бескорыстного, честного труда и достижений самой высокой культуры» (с.62). Политика «как борьба за объединение людей самодеятельной силой культуры, честный труд и высокое сознание реальной нравственной силы общественных отношений» (с. 71). Дело в том, что сегодня, когда у нас за спиной два века (XIX и XX -ый) полноценной и современной политической практики (с её инструментами, средствами, моделями и проч. конкретикой) представление о политике выглядит, возможно, более предметно и менее отвлеченно. Апробированные (и проходящие апробацию) политические средства (социальное государство, разделение властей, демократические выборы и проч.) позволяют сформулировать и достигать стратегические цели без риска выглядеть утопичными или, как сейчас говорят, «мутными». А всякие цели без указания практических, материальных средств как раз и рискуют оказаться в этой категории. Классики научной социологии как будто бы стояли на этой позиции достаточно прочно. Следующее замечание связано с тем, что будучи точно до пунктуальности знаком с подлинными достижениями лифшицевской мысли (истинность/истина как характеристика не только нашего знания о бытии, но как характеристика самого бытия; идеал/идеальное как присутствующее в самой действительности, а не только в нашей голове; «идеальное» как реальность в виде того, что понимают под «нормой» и «природой всякой вещи»; «всеобщие/абстрактные состояния» как эмпирические, онтологические состояния самих вещей и, resp., «самозеркальность» объективного мира; блестящая концепция М. Лифшица о «большом» и «малом» сознании как методологическая основа понимания миссии и возможностей человеческой мысли, как ключ к феномену «свободного духовного производства», «независимого сознания»), -- так вот, не смотря на эту осведомленность, автор рецензируемого сочинения, похоже, в недостаточной степени прорабатывает и демонстрирует внутреннюю когерентность этих лифшицевских положений. Во всяком случае, именно в этом состоит сегодня задача, стоящая, как мне кажется, перед любым, а тем более, профессиональным последователем философии М. Лифшица. И ещё. Уже при жизни и, в значительной степени, после смерти этот «последний римлянин» классической философии нес бремя «без вины виноватого». Речь идет о знаменитой самоаттестации М. Лифшица, провозглашавшего себя сторонником «обыкновенного марксизма». А. Лагурев, как мне показалось, несколько софистично обыгрывает словосочетание «обыкновенный марксизм» как «вульгарный марксизм», не придавая, якобы, вслед за самим М. Лифшицем, эпитету «вульгарный» отрицательного смысла. Предлагается, как я понял, «вульгарный» трактовать в соответствии с происхождением от «vulgaris» -- (просто)народный, - опять же в том смысле, что «обыкновенный» марксизм сродни духу и голосу народа. Думается, что интенция М. Лифшица была всё-таки другой. То было время, когда нужно было отделить «официозный» марксизм от подлинного (настоящего). Для чего М. Лифшиц нашел изящный и поучительный выход с прилагательным «обыкновенный». Оно и понятно. Великое и простое – вещи совместные. И последнее – по порядку, но не по значению – замечание. Оно тоже связано с темой народа. М. Лифшиц справедливо делал ставку на такой исторический субъект, как народ, народные массы. Он даже готов был подчас отдавать приоритет «хамовому племени» -- особенно перед либеральной интеллигенцией. Спору нет, здесь у М. Лифшица была своя правда. А. Лагурев нигде не спорит с М. Лифшицем, а здесь, как представляется, мог бы. Дело в том, что задача «превращения толпы в народ», о которой говорит М. Лифшиц, потому и стоит так остро, что обратный процесс превращение народа в толпу по «закону самопотворства» не менее объективен и даже фатален. К. Маркс пишет об английских крестьянах XVI века, жертв огораживания лендлордами общинных земель под пастбища: «Единственным источником существования этих людей оставалась либо продажа своей рабочей силы, либо нищенство, бродяжничество и разбой. Исторически установлено, что эти люди сперва пытались заняться последним, но с этого пути были согнаны посредством виселиц, позорных столбов и плетей на узкую дорогу, ведущую к рынку труда» (Маркс К. и Ф. Энгельс. Собр. Соч., т. 46, I, с. 499). О сегодняшней инверсии «граждан» (субъектов «гражданского общества») в «индивидуалов» (субъектов «индивидуализированного общества») говорит наблюдательный старик З. Бауман. О массовом «обмещанивании» как о пределе буржуазной цивилизации уже давно начал говорить А. Герцен. Одним словом, процесс этот трендовый и очень коварный. И М. Лифшиц лучше других знал симптомы и последствия не только «взбесившегося» мещанства, но и мещанства «невысовывающегося» (того, что Сартр называл le crime de silence). Поэтому лифшицевский диспаритет в пользу «хамового племени» в игре против «либеральной интеллигенции» не должен вводить в заблуждение, поскольку у самого М. Лифшица объяснялся исключительными и отягощающими обстоятельствами, когда, например, эта самая «либеральная интеллигенция» теряет надежные исторические и идейные ориентиры в борьбе общества за эмансипацию от ложных форм сознания и псевдо-цивилизованного образа жизни и труда. Заключая оценку магистерской диссертации А. Лагурева «Политическая философия Мих. Лифшица», скажу с чего начал. Диссертационный труд соискателя свидетельствует о незаурядных исследовательских качествах автора, а сама работа содержит ценные результаты по выбранной теме. Приведенные же замечания нисколько не роняют тень на впечатление от работы А. Лагурева как самостоятельного и крайне полезного труда, тем более, что эти замечания возникли как желание рецензента скорее обсудить серьёзные проблемы, поднятые диссертантом. Резюме: магистерская диссертация А. Лагурева соответствует требованиям, предъявляемым к работам подобного типа, и заслуживает самой блестящей оценки. Доктор философских наук, проф., ведущий научн. сотрудник Социологического института РАН, ЩЕЛКИН А. Г. 08 мая 2016