РЕЦЕНЗИЯ на выпускную квалификационную работу обучающегося СПбГУ Степановой Полины Александровны по теме «Эволюция персонажа в прозе Н. В. Гоголя: петербургские повести и “Мертвые души”» Предметом исследования в дипломной работе П. А. Степановой стала сложная система средств репрезентации персонажа в ряде произведений Гоголя. Изучение литературного персонажа предполагает обращение к самым разным уровням текстовой организации: персонаж связан с пространственно-временными характеристиками изображаемой реальности, с предметным миром произведения, со структурой сюжетного действия, наконец, с уровнем повествования. Поэтому вопроса о характеристиках персонажа так или иначе касается практически каждое исследование, посвященное творчеству Гоголя. Новизна рецензируемой работы обусловлена задачей системного описания трансформаций гоголевского персонажа (от петербургских повестей к поэме) «вне социального аспекта», «с точки зрения слова персонажа» (с. 3). Работа состоит из введения, трех глав, заключения и списка источников. Во введении раскрыто понятие персонажа как литературоведческая категория; в первой главе представлен подробный и основательный обзор гоголеведческой литературы по теме работы и сформулирован ряд отправных положений. Приступая к анализу, П. А. Степанова выдвигает следующую гипотезу: «персонаж петербургских повестей несамостоятелен и управляем нарратором, создающим повествуемый мир, в то время как герой поэмы “Мертвые души” не подчинен слову повествователя и построен по другим, новым для Гоголя, принципам» (с. 3). Во второй главе предпринят анализ средств репрезентации персонажа в повестях петербургского цикла. Здесь рассматривается субъектная организация повествования, особенности функционирования детали в рамках характеристики героя, специфические гоголевские приемы одушевления вещи и овеществления человека. На основании этих наблюдений П. А. Степанова делает вывод, что персонаж петербургских повестей лишен самостоятельного голоса, вписан в мир, демиургически творимый повествователем, и полностью подвластен его парадоксальной логике. В поэме «Мертвые души», анализу которой посвящена третья глава, обнаруживается иная модель: герои и повествователь включены в изображаемую реальность как бы на равных правах, одинаково подчинены ее законам. Персонаж, обладающий собственным мировоззренческим горизонтом, «за счет своего речевого воздействия на других персонажей может влиять на ход сюжета» (с. 62). В самостоятельном слове персонажа утверждается доминанта характера — «задор» (это понятие применительно к героям поэмы П. А. Степанова использует вслед В. М. Марковичем). Таким образом, выдвинутая в начале работы гипотеза об эволюции гоголевского персонажа находит подтверждение в анализе, предпринятом во второй и третьей главах. Дипломное сочинение П. А. Степановой отличается научной оснащенностью (список научной литературы включает 76 наименований) и содержит целый ряд интересных самостоятельных наблюдений, вписанных в логичную концепцию. Тем не менее отдельные положения нуждаются в дополнительных комментариях. 1. Трансформации гоголевского персонажа П. А. Степанова описывает как эволюцию и объясняет ее «исчерпанностью возможностей “зависимого” от повествователя героя петербургского цикла» (с. 62). Какова логика этой эволюции? Петербургские повести рассматриваются в тех вариантах, в каких они вошли в собрание сочинений 1842/1843 г. и оформились в несобранный цикл (см. с. 26). Работа над этими редакциями (и над повестью «Шинель») шла практически параллельно с работой над первым томом поэмы (опубликованным в 1842 г.). Что именно позволяет говорить об эволюции (то есть переходе от одной художественной конструкции к другой), а не о двух моделях одновременно сосуществующих в творчестве Гоголя? 2. До какой степени способы репрезентации персонажа могут быть обусловлены жанром? Очевидно, что модель персонажа, которая описана в работе в связи с «Мертвыми душами», в определенной мере соотносима с романным героем — как и сама гоголевская поэма соотносима с романом. В произведениях петербургского цикла романное начало явно отсутствует (по мнению ряда исследователей, жанровым субстратом этих повестей является анекдот), соответственно, и романный герой там появиться не может. Как соотносятся в гоголевском персонаже характеристики, обусловленные жанровой моделью, и характеристики, обусловленные эволюцией его художественной системы? 3. Влияет ли на отношения повествователя и персонажа в поэме «Мертвые души» двойственность повествовательной организации? «Вписанный» в изображаемую реальность, «уравненный» с персонажем повествователь — это только одна из его ипостасей. В лирических отступлениях появляется совсем иной субъект. Его отличает иная «хронотопическая позиция»: он уже не включен в повествуемый мир, а «равновелик» ему (повествователь символически преображается в «Автора-пророка», а изображаемый мир в «Русь») и обладает претензией влиять на этот мир («Русь! чего же ты хочешь от меня?»). Это, конечно, уже не демиургические претензии, но и не полная подчиненность законам изображаемой реальности. Сказывается ли эта особенность на специфике репрезентации персонажа? Предложенные вопросы носят уточняющий характер: в целом работа соответствует поставленной задаче. П. А. Степанова продемонстрировала владение основными практическими навыками и знаниями, соответствующими квалификации бакалавра филологии (поиск, анализ и систематизация научных источников, анализ художественного текста при помощи различных методов, понимание закономерностей русского литературного процесса первой половины XIX века). Работа П. А. Степановой «Эволюция персонажа в прозе Н. В. Гоголя: петербургские повести и “Мертвые души”» удовлетворяет всем требованиям, предъявляемым к выпускным квалификационным работам бакалавра филологии, и, безусловно, заслуживает положительной оценки. 10 июня 2018 г. Е. А. Филонов